Если на душе моей тревога,
я ее умею понимать:
это мировая синагога тайно
призывает не дремать.

Словно прыщ его божий дар.
Под одеждой не виден, вроде.
Но зудит, как весной комар,
Да и с возрастом не проходит.

Я дорожу покоем и бездельем,
Но есть работа, чтоб ей было пусто.
А без неё закончатся в мгновенье
Грины, баблосы, бабки и капуста. 

На дне стаканов, мной опустошенных,
и рюмок, наливавшихся девицам,
такая тьма вопросов разрешенных,
что время отдохнуть и похмелиться.

Покрытость лаками и глянцем
и запах кремов дорогих
заметно свойственней поганцам,
чем людям, терпящим от них.