Снова я вчера напился в стельку, нету силы воли никакой; Бог ее мне кинул в колыбельку дрогнувшей похмельною рукой.
Творец, никому не подсудный, со скуки пустил и приветил гигантскую пьесу абсурда, идущую много столетий.
Клеймя то подлецов, то палачей, мы нежимся, заочный суд устроив, но счастливы - от мерзких мелочей в характерах талантов и героев.
Возвратом нежности маня, не искушай меня без нужды; все, что осталось от меня, годится максимум для дружбы.
За все России я обязан - за дух, за свет, за вкус беды, к России так я был привязан - вдоль шеи тянутся следы.
Меня оттуда съехать попросили, но я сосуд российского сознания и часто вспоминаю о России, намазывая маслом хлеб изгнания.