Жрецам и сторожам увялых истин,
протухших от побегов до корней,
особенно бывает ненавистен
наивный любознательный еврей.

Все вышли в евреи, и ныне
в буфетах сидят и в кино,
а я до сих пор по пустыне
плетусь, попивая вино.

Хоть много лет из плена мы брели,
Остались до сих пор привычки рабские:
Вот письменность свою изобрели,
А цифры - и сейчас еще арабские.

Стою у бочки с квасом, вечер летний
(Любой сюжет развязкою прекрасен),
Ты подошла с бидоном: «Кто последний?»
И я тебе ответил: «Я согласен».

Часы летят, как космонавты,
спаляя месяцы дотла,
ползут в глухое послезавтра
позавчерашние дела.