Друзьям и нянькой, и сиделкой
бывал я бедственной порой,
моей души обильной грелкой
лечился даже геморрой.

Явились мысли - запиши,
но прежде - сплюнь слегка
слова, что первыми пришли
на кончик языка.

В музейной тиши галерей
случайным восторгом согретый,
люблю я, усталый еврей,
забиться в сортир с сигаретой.

Когда боль поселяется в сердце,
когда труден и выдох и вдох,
то гнусней начинают смотреться
хитрожопые лица пройдох.

Вазу случайно малышка разбила,
Мама ее не ругала, не била.
Лишь подняла баловницу за ножки,
И помахала ей вслед из окошка.