Среди бесчисленного сада
повадок, жестов, языков
многозначительность - услада
высоколобых мудаков.

Память вытворяет все, что хочет,
с фильмами, скопившимися в ней,
часто по ночам нам снятся ночи
выгоревших юношеских дней.

Я в поездах души надлом
лечу с привычным постоянством:
лоб охлаждается стеклом,
а боль - мелькающим пространством.

Когда нас повезут на катафалке,
незримые слезинки оботрут
ромашки, хризантемы и фиалки
и грустно свой продолжат нежный труд.

Запетыми в юности песнями,
другие не слыша никак,
живет до скончания пенсии
счастливый и бодрый мудак.