Вот человек. При всяком строе
болел, работал, услаждался
и загибался, не усвоив,
зачем он, собственно, рождался.

Мольбами вощдух оглашая,
мы столько их издали вместе,
что к Богу очередь большая
из только стонов лет на двести.

Актер, он может пьяного сыграть,
И зал за это будет аплодировать.
Но все ж искусство высшее — поддать
И, словно трезвый, сквозь толпу лавировать!

Любил я сесть в чужие сани,
когда гулякой был отпетым;
они всегда следили сами,
чтобы ямщик не знал об этом.

В тюрьме, где ощутил свою ничтожность,
вдруг чувствуешь, смятение тая,
бессмысленность, бесцельность, безнадежность
и дикое блаженство бытия.