Гордыня во мне иудейская
пылает, накал не снижая:
мне мерзость любая еврейская
мерзей, чем любая чужая.

Приемлю красный стяг и триколор,
приемлю герб и депутатский спор
о гимне обезличенной России,
где сам я за коричневый топор.

Позабыв, зачем избрали
Люди временно её,
Власть, презревшая морали,
Превращается в жульё.

От законов думских стоны,
Надо что-то изменять,
Так как глупые законы
Как-то глупо исполнять.

В каком-то смысле все поэты
В какой-то степени отпеты,
Но здесь покоится поэт,
Который полностью отпет.