Еврей живет, как будто рос, не зная злобы и неволи: сперва сует повсюду нос и лишь потом кричит от боли.
Молчу, скрываюсь и таю, чтоб даже искрой откровения не вызвать пенную струю из брюк общественного мнения.
Уезжают таланты, творцы и умы, едут люди отменно отборные. И останутся там, как у всякой тюрьмы, надзиратели и поднадзорные.
В года, когда юмор хиреет, скисая под гласным надзором, застольные шутки евреев становятся местным фольклором.
Видно, век беспощадно таков, полон бед и печалей лихих: у России - утечка мозгов, у меня - усыхание их.