Мы обучились в той стране отменно благостной науке ценить в порвавшейся струне ее неизданные звуки.
Я в сортир когда иду среди ночи, то плетется мой Пегас по пятам, ибо дух, который веет, где хочет, посещает меня именно там.
Он душой и темен и нищ, а игра его - светом лучится: божий дар неожидан, как прыщ, и на жопе он может случиться.
Уходит засидевшаяся гостья, а я держу пальто ей и киваю; у старости простые удовольствия, теперь я дам хотя бы одеваю.
Мы поняли сравнительно давно, однако же не раньше, чем воткнулись: царь вырубил в Европу лишь окно, и, выпрыгнув, мы крепко наебнулись.