За глину, что вместе месили,
за долю в убогом куске
подвержен еврей из России
тяжелой славянской тоске.

Весной я думаю о смерти.
Уже нигде. Уже никто.
Как будто был в большом концерте
и время брать внизу пальто. 

Ну, штопор там или не штопор,
Судьба иль рюмочной уют...
Не захлебнуться жизнью чтобы,
И не евреи - тоже пьют.

Хмурится, как море, небосвод,
полнится печалью многоструйной.
И не тучка, кажется, плывёт,
а чадра утопленницы юной.

Закона ненасытная утроба
Жует людей с начала всех времен.
И знаем мы с рождения до гроба.
"Закон суров, но это же закон".